В. Степанов. Записки не сумасшедшего

Послесловие. – 1996. – май (№ 3).

ЗАПИСКИ НЕ СУМАСШЕДШЕГО

У нас может быть одно:
или колбаса или свобода

Расскажу одну историю. Об одном нашем общем хорошем знакомом. Значит, этот мужчина лет около сорока, в общем-то здоровый, вдруг заболел. Но не сразу. Да, он был очень мнительный. И когда однажды где-то его сильно кольнуло не то в правом, не то в левом боку, он побежал к доктору, что на его беду оказался молодым и недоученным. Но с большими претензиями, и со своими теориями. Который не верил никаким наукам (и потому, что не знал их). Так он думал, что раз человек животного происхождения, то есть животное, а корнем этого слова является «живот», то значит этот орган и является центральным, главным, и от него все наши беды и радости. А следовательно, если человек хворает, где бы там ни было – в голове ли, в сердечной мышце, в костях, то надо лечить не их, а живот. Раз он всему голова. И вот наш лже-доктор, несмотря на анализы, утверждавшие, что с нашим приятелем, все не так уж плохо, начинает лечить его по своим диагнозам и рецептам. Но известно, от чего лечат, тем и заболевают. Итак, наш врач, кажется по фамилии Цэканов, так запугал Ивана Петровича Сидорова, что от нервных потрясений у него и впрямь открылась язва (в медицине эта взаимосвязь известна давно и хорошо). А вскоре она стала даже запущенной. И терапевтическим, так сказать, методом ее лечить стало уж бесполезно. Естественно, когда уж совсем прижало, Иван поумнел, и позвал других докторов. Решение их было однозначно: надо резать, пока еще не поздно. Делать нечего, товарищ согласился. Только перед операцией ему доложили ввиду нехватки анестезирующих средств – не успели закупить за границей, да и не на чего – операция пойдет без наркоза, но ежели пациент согласен, пусть примет двести граммов спирта. На некоторое время хватит. Ну, значит, принял Сидоров, и стали его вскрывать. Пока добирались до внутренностей, Петрович, находясь под гипнозом алкоголя, еще терпел. А когда осталось до язвы нет ничего, благодатное действие алкоголя закончилось, и оперируемый взвыл. «Нет, кричит, – больше не могу терпеть, зашивайте!» Ему отвечают, потерпи чудак на букву «м», осталось чуть-чуть, щас, понимаешь, отхватим, и снова будешь здоров, понимаешь, как бык».

Я описываю не какую-нибудь стародавнюю историю, она происходит прямо на моих глазах, я же приятель Сидорова. И наблюдаю сейчас такую картину. Петрович орет благим матом: «Кончай, мать твою, а то вскочу со вспоренным животом. Вы не врачи, а бандиты с большой дороги, вам бы лишь резать, мать вашу! К чертовой матери вас всех, а пришлите вы ко мне Цэканова, пущай он зашьет, долечит по-своему.»

Да, раньше я об Иване думал лучше. Правда, сейчас он от боли соображает плохо. Но ведь когда очнется, поймет ведь чего наделал, ан станет поздно. И язва останется, да и операция даром не проходит. Запросто ведь может загнуться. Особенно, ежели его опять начнет «лечит» доктор Цэканов.

Даже к сродственникам, знакомым его обращался: мол, отсоветуйте своему другану. А те, дурни, тоже ни в какую. Ему, говорят, изнутри лучше видно, чем этим недорезанным в свое время антиллигентам, они завсегда были супротив народа. И поддерживает криками требования Сидорова.

…Скажите, такого не может быть, это наверно из жизни сумасшедших. Не скажите. Это все происходит на наших глазах, с нами. Это все мы, лежа на операционном столе, в это время, когда опытные хирурги уже приготовились отнять у нас язву, вдруг завопили: «Хватит, не могем терпеть, зашивайте все, пусть все останется по-старому. И зовем «доктора» Цэканова.

В. Степанов.