Сергей Бирюков. Литература последнего десятилетия – тенденции и перспективы

Вопросы литературы. – 1998. – № 2. – с. 61-68.

ЛИТЕРАТУРА ПОСЛЕДНЕГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ – ТЕНДЕНЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Л. Лазарев, Н. Иванова, И. Роднянская, А. Эппель, Т. Кибиров, А. Алехин, К. Степанян, С. Ломинадзе, И. Кузнецова, А. Пурин, С. Бирюков, И. Пруссакова, Н. Садур.

Сергей Бирюков

Сейчас смешно подумать, что еще десять лет назад можно было лишь гипотетически говорить о «плюрализме мнений и форм в искусстве». Хотя 80-е в целом были годами бродильными: вот-вот что-то произойдет, – именно 87-й стал переломным. Уже начались публикации запретных умерших писателей, но в отношении живущих запреты нарушались пока робко. Придумывались выгородки – вроде «Испытательного стенда» в «Юности», «Текста» в журнале «Урал», различных «молодежных» номеров. Тогда это казалось невероятно смелым. После 87-го смена литературных предпочтений стала динамичней, но многих и многих в конце 80-х – начале 90-х так и не напечатали. И если бы не появились частные издательства и новые журналы… Но они появились. Самиздат перешел в новую фазу. Наконец-то заработали механизмы самого искусства (при всех привходящих обстоятельствах).

Я буду говорить только о поэзии, как наиболее мобильном и потому показательно отражающем дух времени жанре.

Произведу такое распределение: а) оргмомент, б) издательско-журнальная деятельность, в) собственно письмо.

К оргмоменту я отношу всевозможные попытки создания групп, объединений и т. д. Здесь минувшее десятилетие дает колоссальную возможность для анализа и систематизации. От рождения новых союзов писателей (литераторов), выхода из подполья групп, существующих с 60-х годов (лианозовцы, смогисты), до литературных салонов последнего времени. Используются различные модели: союзы писателей – с ориентацией на старые формы, но несколько модернизированные (наиболее архаичным остается Союз писателей России, называемый бондаревским), Московский клуб поэзии и Эпицентр российского авангарда («ЭРА», Барнаул) – по типу клубов самодеятельной песни, дружеские и направленческие кружки – лианозовцы, смогисты, группа «Московское время», метаметафористы, концептуалисты, куртуазные маньеристы; более концептуальные объединения: трансфуристы (Ейск – Ленинград), союз молодых литераторов «Вавилон», петербургское движение «Поэтическая функция», Клуб палиндромистов (Курск), Академия Зауми (Тамбов), группа «Сенат» (Хабаровск) и некоторые другие. Затем идут объединения вокруг изданий – газета «Гуманитарный фонд» (Москва), «Мулета» (Париж и окрестности), «Митин журнал» (С.-Петербург, Москва и т. д.), «Контрапункт» (Саратов), «Симбиоз» (Пенза), «Соло» (Москва), «Комментарии» (С.-Петербург), «Черновик» (США – Россия и вся русская диаспора), «Неофит», «Кредо» и «Пигмалион» (Тамбов), «Ковчег» (Киев), «Цирк «Олимп»» (Самара), «Вавилон», «Стрелец» и еще немало изданий по городам и весям всего русскоязычного мира. Тут бы прямо перейти к журнально-издательской деятельности, но нельзя не сказать о салонах, впрочем, тесно связанных с названной деятельностью. Музей Вадима Сидура, салон «Классики XXI века» Руслана Элинина и Елены Пахомовой, Крымский геопоэтический клуб Игоря Сида, клуб «Авторник» Дмитрия Кузьмина, Георгиевский клуб Татьяны Михайловской, эссе-клуб журнала «Новая юность», клуб «Образ и мысль» и масса других по одной только Москве.

Издания, которые я уже назвал, существуют в разных режимах («Контрапункт», «Гумфонд», «Неофит», «Мулета», к сожалению, прекратили существование): энтузиазм, сам на себя надейся, частичное спорадическое спонсирование, стремление к периодичности, апериодичность. Отличительная особенность почти всех этих изданий – представлять новую литературу (одно из изданий, начатых еще в Ленинграде, так и называлось «Вестник новой литературы»). Из толстых журналов наиболее активно новую литературу представляет «Волга» (Саратов), одно время с ней соревновался «Урал» (Екатеринбург), потом сбавил темпы, но тут активизировалась Пермь, где в 95-м году вышел первый номер журнала «Несовременные записки» с подзаголовком «процесс-журнал уральского региона» (о последующих номерах мне ничего не известно). Судя по всему, процесс возникновения и исчезновения литературных журналов и газет еще не достиг стадии завершения, но наметилась тенденция к локализации: так, с 97-го года стала выходить небольшая газета «Литературная жизнь Москвы», – это крайне ценное издание для современных и будущих литераторов и историков литературы выпускает Дм. Кузьмин тиражом всего 250 экземпляров, небольшим тиражом выходит и «Газета Поэзия» Константина Кедрова (пока вышло шесть номеров).

Поэтические книги, коллективные сборники выходят во всех городах, а часто и селах России и зарубежности. В московском магазине «Салон 19 октября» под поэзию была отведена целая комната, в которую автору, пишущему стихи, заходить просто страшно – так она заполнена книгами и так пустынна (однажды я находился в этой комнате около трех часов в полном одиночестве, нарочно испытывая себя на переносимость ужасного, которое усиливалось постоянным бурлением народа в соседней комнате с прозаической, философской и прочей литературой). Издается, конечно, много макулатуры.

Между тем только в последние годы вышли книги Е. Мнацакановой (в Перми!), С. Кековой, Вл. Эрля, Д. Авалиани, А. Хвостенко, Д. Бобышева, К. Кузьминского, А. Цветкова, И. Близнецовой, Ры Никоновой, С. Сигея (последних двоих – просто только что). Нет на прилавках и выпущенных Музеем Сидура тоненьких, в один печатный лист, малотиражных книжек, которые выходят там с 95-го года к регулярным Сидуровским вечерам. Несколько серий малотиражных книг выпускает Дмитрий Кузьмин с помощью благотворителей (около десятка известных авторов, десяток молодых). Понятно, что большинство этих книжек расходится среди своих и некоторого количества обязательных посетителей магазинов «Гилея», «Салон 19 октября», а также поэтических вечеров. Критикой занимаются сами поэты, институт критиков (впрочем, было их считанное число) исчез. По сути дела, единственное издание, систематически занимающееся осмыслением процессов, происходящих на ниве современной поэзии, – журнал «Новое литературное обозрение». Он же открывает неизвестные, новые имена, предоставляя свою площадь поэтическим текстам. Правда, в последнее время произошел поворот в ведущих толстых журналах – «Знамени», «Новом мире», «Октябре», набирает силы и расширяет панораму журнал поэзии «Арион».

В целом прошедшие десять лет (87–97-й годы) можно охарактеризовать как реабилитационные. Постепенно в широкий обиход входил серебряный век, восстанавливалась в правах поэзия эмиграции всех волн, выходили из подполья поэты 50–80-х годов. То же происходило с другими видами и жанрами искусства. Такого пересечения произведений разных времен и направлений история российской литературы еще не знала. Понятно, что читательское и литературоведческое внимание сосредоточилось прежде всего на сочинениях давнего и относительно близкого прошлого. Их нужно было отрефлексировать заново, а по большей части и впервые. Несмотря на обилие конференций, семинаров, выпущенных по их итогам сборников материалов, а также выход некоторого количества книг отечественных и зарубежных исследователей, сделать в полном объеме это до сих пор не удалось. Нехватка рук и голов ощущается на каждом шагу. Если еще можно, хотя и с оговорками, признать разработанность эпохи символизма и отдельных этапов постсимволизма, то с авангардом и поэтическими пластами второй половины XX века дело обстоит гораздо сложнее.

Исходя из всего вышесказанного, попробуем все-таки набросать общую картину поэтического состояния в этом десятилетии: что уже состоялось и что куда движется. Разумеется, обозначения направлений будут достаточно условными, ибо точек соприкосновения между теми, другими, третьими, четвертыми и т. д. довольно много. Все мы находимся в одном времени. Ю.Н. Тынянов определял такое время как «промежуток», но в глобальном смысле – каждый этап есть промежуток.

По количеству публикаций, внедренности в читательское сознание можно говорить о преобладании «неоклассической» линии, осененной нобелиатством Бродского и отмеченной значительным количеством хороших стихов других авторов. Не менее яркой в этой картине будет и постмодернистская линия во главе с родоначальником концепта Всеволодом Некрасовым. На пересечении с концептом – ироническая линия, впрочем, в последнее время несколько тускнеющая.

Отдельную строку могут занять апологеты свободного стиха, хотя тематически они смыкаются с тремя предыдущими, а сам свободный стих сейчас не является чем-то экзотическим. Верлибром пишут уже дети. Например, недавно в городе Братске вышла целая книга детских верлибров, составленная одним из интереснейших сибирских поэтов Владимиром Монаховым, который, кстати, написал такое симптоматическое произведение:

Под словом «верлибр»
каждая собачка
задирает ножку

Наконец, остается авангардная линия, до сих пор занимающая периферийное положение. Если подходить к этой «номинации» со всей строгостью, то авангардным следует называть стремление к поиску новой выразительности. Такой поиск идет, собственно, всюду, но здесь он выражен наиболее отчетливо. Из поэтов старшего поколения взгляд выхватывает прежде всего Елизавету Мнацаканову, Геннадия Айги, Виктора Соснору, Дмитрия Авалиани, Генриха Сапгира, Вилена Барского, Генриха Худякова… Затем идет среднее поколение: Ры Никонова, Сергей Сигей, Владимир Эрль, Константин Кузьминский, Александр Очеретянский, Валерий Шерстяной, Борис Кудряков, Борис Констриктор, Александр Горной, Лариса Березовчук, Александр Федулов. Более молодые: Игорь Лощилов, Дмитрий Булатов, Сергей Проворов, Андрей Рубцов, Сергей Вилков, Сергей Нещеретов, Андрей Цуканов. И совсем уж двадцатилетние: Александр Суриков, Михаил Гавин, Вжтор Иватв, Артем Иванов, Сергей Скляров и еще немало имен.

На этом направлении мы сталкиваемся с активным экспериментом самого разного свойства: от развернутых и структурно сложных стихотворных композиций, визуальных и фонетических творений до ухода в текст-молчание и до «вакуумной» поэзии.

Поиски старшего и среднего поколений: разреженное пространство стиха Айги, музыкально-поэтические и визуальные композиции Мнацакановой, прерывистая, скачкообразная речь Худякова, листовертни Авалиани, визуальные скопления Никоновой и Сигея, Очеретянского, Шерстяного, фоносемантика Горнона. Все это настолько индивидуализировано, что слишком явное приближение к стилям этих и других авторов сразу же вызовет обвинение в плагиате или пародии. Поэтому вполне естественно, что молодые ищут свои пути. Разумеется, тут не обходится без пересечений и просто учебы, но стремление к индивидуализации остается главнейшей тенденцией современного авангардного искусства.

Активно переживая творческие методы футуристов, конструктивистов и обэриутов, присматриваясь к опыту старших современников, авторы 60–70-х годов рождения врезаются в самую сердцевину разлитого в пространстве творчества. Велимир Хлебников – явно или тайно – признан ими как покровитель их поиска. А дальше надо двигаться самим. Обживать мир. Осваивать компьютеры, входить в интернет, видеть то, из чего складывается мировое искусство.

Молодые вгрызаются в современное стиховедение, в лингвопоэтику, структурализм и постструктурализм, активно осваивают западный опыт визуальной и фонетической поэзии. О них почти ничего не пишут, их вещи редко появляются в печати (исключение альманах «Черновик» и вестник «Вавилон»), но это их как бы и не очень беспокоит. Сейчас, когда я пишу эти строки, мой стол завален рукодельными книгами, листовками, дискетами, письмами. Я буквально вижу (и слышу!), как молодая поэзия прорывается в смеж¬ные искусства, соединяясь с пространственными искусствами, с музыкой, театром. На наших глазах (а вернее, вдали от большинства глаз) возрождается синтез. Отличие его от того синтеза, который постулировался символизмом и классическим авангардом, в том, что он возникает на основе знания (хотя и не всегда полного) предшествующего опыта, того, что сделано за последние 30–40 лет в мировой практике. Из разговоров и переписки с молодыми коллегами я знаю о том, как живо они интересуются этим опытом, пытаются осмысливать его в собственных сочинениях, в которых исследование соединяется с манифестом. Только что, в конце 1996 года, 28-летний поэт и исследователь из Калининграда Дмитрий Булатов выпустил сборник «Экспериментальная поэзия»,, в котором объединил исследования разных авторов по русскому классическому авангарду и современному западному и отечественному искусству. Впервые предстала панорама, целая огромная традиция, в этой традиции работают и российские авторы, они тоже есть в книге, их вклад весьма весом. Но после общения с этой книгой остается и горькое чувство – визуальная и фонетическая поэзии, одной из первых родин которых была Россия, развивались без нашего участия. (О визуальной поэзии см. также: Сергей Бирюков, Зевгма. Русская поэзия от маньеризма до постмодернизма. Пособие для учащихся, М., 1994, и подборку материалов под общим заголовком «Русская поэзия на рубеже XX–XXI вв.» в журнале «Новое литературное обозрение», 1996, № 16.) Тем не менее шанс всегда остается. И шансы у нас, кажется, неплохие. Например, Сигей и Никонова уже несколько лет выпускают визуальные книги на Западе, активно сотрудничают с ведущими визуальными поэтами, принимали участие в фонетических фестивалях в Берлине и Будапеште (фестиваль в Берлине, кстати, назывался хлебниковским словом «бобэоби», и один из организаторов его – наш бывший соотечественник Валерий Шерстяной). Во многих визуальных выставках за рубежом принимал участие Д. Булатов, российские визуалы стали появляться в каталогах и энциклопедиях. Остается пожелать, чтобы и на родных нивах что-то произросло. И пожелание уже почти сбывается: в Курске Александр Бубнов выпустил пока в единственном экземпляре журнал «Визуальная поэзия».

Возможно, что визуальная поэзия станет наикратчайшим путем нашего возврата в мировую культуру, поскольку визуальный язык интернационален. Но, разумеется, есть и другие пути. О фонетическом уже говорилось. Здесь мы отстали в умении пользоваться современной техникой, но в плане идей и собственно фонетических творений нам есть что представить.

Еще один путь – освоение обычных языков, выход на мировую поэзию не только через переложения, по которым нам отчасти эта поэзия известна. Освоение не просто для знакомства и понимания другого, а для действия на языках, для соединения различных языковых структур. На этом стыке могут возникнуть совершенно необычные явления, как это уже случалось в русской литературе: разные, но плодотворные примеры включения французского у Л. Толстого и И. Мятлева, использование славянских языков Хлебниковым, разноязычные включения у Северянина и Крученых. Есть такие примеры и в современной практике, например, у Елизаветы Мнацакановой – включение немецкого, недавно в нижегородском журнале «Урби» опубликованы разноязычные тексты Сергея Сигея.

Не подводя никаких итогов, можно сказать, что принципиальная открытость последнего десятилетия, пересечения различных творческих практик как по вертикали, так и по горизонтали уже дают свои плоды. То, что новые явления не очень замечаются литературной прессой, совсем другая тема.